В 1896 году Фрейд сделал смелое заявление, сказав, что «первопричиной истерии всегда является растление ребенка взрослым». Затем, лично осознав масштабы эпидемии насилия в лучших венских семьях — в чем был замешан и его собственный отец, — он быстро пошел на попятную. Психоанализ переключился на сны, бессознательные желания и фантазии.
«Тело помнит всё».
У Юнга эта история была ещё более личной, он боялся туда лезть до такой степени, что выдал нечто типа: «То, что происходит в детской комнате и кроватке, меня не касается». При этом у парня было осознанное раздвоение личности, от чего он немало страдал и о чём писал тому же Фрейду глубоко эмоциональные отчаянные письма.
Но вместо того, чтобы покопаться в причине, Юнг придумал кучу окольных путей вроде архетипов, 16 типов личностей, тест на 16 же слов, сонник и так далее. Штуки эти, надо сказать, очень крутые, настоящие и полезные, но совершенно окольные. Это только чтобы подобраться, а потом уже надо нырять в самый ад и спасать оттуда Внутреннего Ребенка.
История эта стара, как мир, и описана неоднократно прямо в Библии. Причём сразу вывернуто всё это дело таким макаром, что типа так и должно быть. Лота «бедненького» случайно пьяного прям-таки изнасиловали собственные дочери. «Плохой» Хам ржал над бухим батей Ноем, когда у того были видны муди, а «хороший» Сим, закрыв свои глаза, всё это дело прикрыл.
Травма раннего развития, включающая сексуальное насилие, побои и ментальное унижение, является причиной около 300 психопатологических диагнозов, на каждый из которых найдётся несколько недешёвых препаратов и схем лечения. Также к ней относятся физиологические последствия с ещё большим количеством диагнозов и средств лечения внутренних органов.
А сколько клиник, больниц, социальных учреждений и тюрем на этом кормятся — не передать. Как вы догадываетесь, это давно сложившаяся система с такими бюджетами, что легче писать «трлн», чем рисовать нули. Никто и никогда не захочет спорить с, например, минобороны чисто из страха случайно присесть за «измену родине».
При этом травма раннего развития — это то, что касается ⅔ населения земного шара. А ещё ⅓ не совсем понимает, что садик, школа, лагерь, кружки, секции, институт и работа — это то же самое насилие. Все люди, включая психологов, регуляторов и законотворцев, входят в эту статистику.
И все они страшатся не только и не столько присесть, сколько пойти против инстинкта боязни патриарха племени, подкрепленного культурным кодом: «Почитай родителей своих, несмотря ни на что». Вот это насилие и есть патриархат. Именно поэтому терапия часто бродит вокруг да около годами. Ни пациент, ни терапевт не готовы нырять во ад.
Я разработал метод реальной проработки травм, в котором следует реально пообщаться со своими старшими родичами, пока те живы. Найти и пообщаться с теми, кто обижал вас, и с теми, кого обижали вы. Стать ребёнком и честно проживать свои эмоции в словах и движениях совершенно по-детски. Но так далеко идут обычно разве что Анонимные Алкоголики, которым нечего терять в социальном плане.
Еще несколько цитат:
«Наибольшим источником наших страданий является ложь, которую мы твердим сами себе. Люди не могут вырасти над собой, не зная того, что они знают, и не чувствуя того, что они чувствуют.»
«Когда наши чувства заглушаются, мы больше не ощущаем себя полностью живыми.»
Тело помнит всё
«Будущее неспособно вырваться из хватки воспоминаний, отягощенных горем.»
Лангер
«Описание наших глубинных переживаний можно сравнить с попыткой достать из глубокого колодца крохотные и хрупкие хрустальные фигурки с боксерскими перчатками на руках»
Джером Каган
Иными словами, мы прячемся от честного проживания боли, потому что нам кажется, что она нас убьёт. На самом же деле она нас расширит и оставит. Но в это светлое будущее верится с трудом, а страшное настоящее, окрашенное не проходящим смутным прошлым очень реалистично.
Одна моя пациентка болела телом всю свою жизнь, укладываясь в больнички по разным поводам, лечение которых всегда было, конечно же, бесполезным. После некоторого времени работы в терапии больнички стали показывать совершенно чистые и прекрасные анализы — физиологических проблем нет.
Тогда ей стало ясно на уровне тела, что эти симптомы выдаёт нервная система, не затрагивая сами органы. После этого вместо привычных испуганных судорожных попыток успокоиться при панических атаках, мигренях, радикулите, онемении конечностей и так далее, она решилась нырнуть во ад с помощью техники движения глаз.
Воспоминания вскрылись, разархивировались, взорвались и хлынули одно за другим из подсознания и телесной памяти прямо в лобные доли мозга. Не все сразу, каждый сеанс — одно. Вот папа трогает её в младенчестве. Вот в 2-3 годика. 5, 8 лет. Где мама? Где бабушка? Или нет дома, или спят, или не обращают внимания.
Папа бухой, страшный, трогает писю, суёт в рот язык, трётся членом. До или после всегда дарит подарки. Владеет ею, не даёт быть собой, иметь свои вещи и место. Она — «его говно». Когда она выросла, он прекратил сексуальные домогательства, поскольку теперь она их точно осознает и запомнит.
Зато стал за ней следить онлайн и оффлайн, распугивать её парней, выгонять из дома зимой в пижаме и так далее. Бить, грозиться убить. И говорить, что пьёт он из-за неё. И чтобы она поберегла мать от всякой такой неприятной инфы. Мать тоже его боится, ждёт, что он её «по стенке размажет», если что. Как и её собственный отец.
То же самое он делал или пытался сделать и с другими младшими родственницами, как оказалось. И все что-то подозревали, догадывались, но ничего не делали. Ребенок же не жалуется. Значит все ок, показалось. Еще бы! Ребенку стыдно и виновато, как и всем жертвам изнасилования.
Самого же этого батю, конечно, люто гнобила мать и отчим, а отец его повесился. Для него по жизни главный слоган такой: «Чем хуже, тем лучше!». Прямо сейчас он надеется поучаствовать в текущей войне, побольше кого убить и по итогу быть убитым. Очень удобно для воевод: отработал — сам в утиль, никаких расходов. Но нет воспитательного смысла его бить или убивать, это лишь принесет ему облегчение.
Другое дело — обнародовать все его подвиги. После многих сеансов, очень похожих на экзорцизм (ага, это всегда про это!) моя пациентка «обнаглела» до того, что таки выдала все свои воспоминания и предъявы отцу. Затем испугалась, затряслась, но, конечно же, он просто пропал с радаров. Как и её мать. Зато кузина поддержала и подтвердила, как и бабушка, которая теперь столь стара, что социально терять ей уже нечего, а вот душу спасти охота.
Выдала она это не только им, но и в эфире. Настоящий каминг-аут. Потому что все молчат, как рыбы: жертвы, насильники и свидетели. А также профессионалы, которые в свою очередь тоже участвовали в этом хороводе Карпмана. Пора об этом говорить, как когда-то женщины заявили о своих правах, а затем и меньшинства, как сексуальные, так и этнические.
Вот и я становлюсь рупором, вещающем об этой проблеме. Потому что, друзья мои, невозможно устраивать войны, революции и беспорядки в городе, если население спокойное, сытое, довольное и любимое. Любой дурацкий повод станет триггером, спускающим внутренних псов на внутренних же родителей, только если там есть накопленная обида и злость.
Дурацкие поводы для разрушений и смертей — это победа или проигрыш любимой футбольной команды, убийство полицейскими одного человека, цвет флага, название партии, местоположение границы и так далее. На самом же деле, люди бросаются в ментов булыжниками из мостовой, просто потому что им разрешили это делать. По сути же, они мстят своим родителям, совершая психологический перенос.
Это и есть родительская травма, исправно передающаяся из поколения в поколение, как дедовщина в армии. Щас я тебе буду мстить за моего батю, а ты, когда вырастешь, сможешь буллить уже своих детей. Традиции живут, ура!
Раскрытие такой своей травмы — это тоже своего рода травма. Клин клином вышибают, но и тут так же надо проходить отрицание, гнев, торг, депрессию и принятие. Причём бегать между гневом, торгом и депрессией туда-сюда можно несколько раз. Чтобы помочь ускорить этот процесс, я предложил своей пациентке нарисовать детскую картинку семьи и сочинить стих.
Второе у неё не пошло, а первое вы видите в качестве иллюстрации к статье. Она посредине маленькая в огне и крови. Всё красное в её воспоминаниях. Кровь течёт водопадом у неё из гениталий и немного из сердца, разрезанного по её ощущениям бутылкой-розочкой. Ага, детство пришлось на 90-е.
Самая крупна фигура — отец. Особенно голова, лицо. Огромный красный рот вот-вот съест маленькую девочку. В руке у него плётка. Из ширинки торчит красный эрегированный член. Рядом бутылка водки.
Позади девочки тоже крупная фигура — это бабушка. Она ничего не видит, но чувствует своим разбитым сердцем, она сама по жизни в шоке и страдании. Беда семьи в том, что её, красивую сельскую девочку с хорошим папой и дедом, бабоньки семьи выдали за лютого мудака, чтобы вывез её в столицу. Где она и стала по итогу инвалидом труда и родила с ним несчастнейших дочерей.
Мать стоит спиной и старательно ничего не видит. Даже во взрослом возрасте дочери, когда та стала подсознательно заниматься сексом с кем попало, чтобы «выпачкаться» и потерять привлекательность для отца. А то лишний вес не очень помогал. Когда она в результате заболела венерическим образом, он совсем отстал и даже стал помогать с лечением.
Мать же об этом ничего не знала, никто ей не говорил. А потом выяснилось, что знала, но молчала. Типа все и так ок. А почему? А потому что по стенке размажет. Потому что все мужики такие. И потому что развестись нельзя — сразу же «односельчане» шлюхой назовут, если ты с ребенком без мужа.
Об этом она знала не понаслышке: когда старшая сестра подкинула свою дочь, ей пришлось в 12 лет стать матерью малышке. И вот гуляет она с коляской, будучи подростком, а «односельчане» — на самом деле горожане, жители столицы — презрительно смотрят на неё и называют шлюхой и шалавой вслух.
Пока пациентка рисовала картину, я написал по её рассказу об очередном эпизоде насилия стих. Рисовать я не умею, а вот стихи — это моё. Когда картинка была готова, я попросил пациентку смотреть на неё, а сам с выражением читал стих. Затем я сделал фотографию, и мы спалили-похоронили бумагу, выражавшую надежду на то, что родители образумятся (торг).
Эта картинка и этот стих так тронули мою пациентку, что она попросила это дело обнародовать, что я и делаю. Тем более, что всё это совершенно классический собирательный образ для всех людей, переживших в детстве сексуальное насилие. Надеюсь, поможет и вам, дорогие читатели:
Сожжён весь дом, всё — пепелище,
Я в чёрном, а диван, как гроб.
Поцеловав холодный лоб,
Моя душа покоя ищет.
Всё красное. Лицо в полмира.
Злость, страх и боль, спасенья нет.
Уже прошло так много лет,
Но мне мерещится квартира.
Из сердца — розочка, бутылка.
Осколки памяти и слов.
Я достаю себя из снов,
Где ссылкой погоняет ссылка.
Движенье глаз. Изгиб. Удар.
Боюсь, кричу и ненавижу.
Я иногда такое вижу,
Что понимаю: вот кошмар.
Как же ты смог? Как ты могла?
Так сделать. Ничего не видеть.
Я буду долго ненавидеть,
Пока не рассосётся мгла.
Я исторгаю из себя
Всё ваше чёрное, чужое.
И пусть от этого я вою,
Спасая, плача и любя
Ту девочку. Ах нет, тех деток!
Мои кусочки, мой приют.
Они собрались и поют:
Освободите нас из клеток!
Анафема на этот дом.
Я хороню свои надежды
И вырастаю из одежды,
И исторгаю боли ком.
Автор — психолог Андрей Ягодзинский